Долчетт приготовление женского мяса

Большинство историй Dolcett происходит в альтернативном фантастическом обществе, где жизнь очень дешевая, а большинство женщин чрезвычайно красивы. Убийство и употребление в пищу женщин широко распространено в мире Dolcett, и отношение женщин к тому, чтобы стать мясом. Девушка Dolcett является центральным персонажем истории Dolcett. Она почти всегда заканчивается смертью в конце истории, которую медленно готовят, насаживают или вешают. Во многих случаях, она является добровольной жертвой.

Долчетт приготовление женского мяса

Долчетт приготовление женского мяса

Автор: Splyf (перевод Alex)

Поездка от курортного побережья Испании, через огромную выжженную солнцем пустыню в частный заповедник имитирующий городок американского «дикого Запада», была долгой и утомительной, не смотря на кондиционированный воздух салона комфортабельного автобуса. Тина Вилсон чувствовала ярость солнечных лучей даже через затемненные стекла. Ей было шестнадцать и эти каникулы она проводила вместе со всей своей семьей. Ее младший брат Лу, вместе с родителями, сидел впереди. Он крутился на своем кресле, словно под задницей у него был кактус, и постоянно дергал гида одним и тем же вопросом, — когда уже мы приедем? Тина не понимала причины этого повышенного интереса. Для туристов было воссоздано уже несколько музеев под открытым небом, в точности повторяющих города времен заселения Америки. Что такого интересного было именно в этом месте? Она улыбнулась своей подружке Кристине Керриган, сидящей в соседнем кресле. Они учились в одном классе и были неразлучны с раннего детства. Их родители тоже дружили и решили провести отпуск в Европе вместе. Сначала они неделю жили в милом кемпинге на морском побережье. Это было чудесно, целыми днями они купались, а вечерами развлекались на дискотеке. Им обеим очень понравились смуглые испанские юноши. Не смотря на то, что они не понимали английского языка, а девочки не говорили на испанском. Но кого в этом возрасте заботит языковой барьер? Они говорили на языке тела, на единственном действительно международном языке. Какого дьявола их родителям захотелось тащится через пустыню в этот чертов город, вместо того чтобы нежится в теплом море?

Время текло медленно. Взрослые о чем то оживленно болтали. Лу читал свои дурацкие комиксы, а девочкам оставалось только дремать в своих горячих креслах и мечтать о смуглых красавцах ожидавших их на пляже.

Постепенно фантазии Тины становились все более сексуальными, она представляла себя и Кристину в объятиях горячих испанских парней, о тех безумствах которые те будут вытворять с их юными телами. От этих мыслей губки ее влагалища сильно увлажнились, но к сожалению сейчас она не могла потереть их пальчиками. Вчера они с Кристиной помогая друг другу выбрили свои киски. Сначала они в душе хотели их только подбрить, чтобы надеть узенькие бикини, но расшалившись сбрили все начисто. Это их очень возбудило, но потом они испугались, что скажут их матери если вдруг увидят выбритые лобки дочерей. Приходилось быть очень осторожными, пока волосы не отрастут снова. Зато теперь, она могла чувствовать прикосновения ткани трусиков к голой коже, а это очень возбуждало. Правда из за этого на трусиках появилось влажное пятно и она пожалела, что не надела более длинную юбку, та что была сейчас на ней, лишь слегка прикрывала попку.

— О чем это ты думаешь? — хихикая поинтересовалась Кристина, заметив, что ее подружка елозит задницей по сидению.
— Да так, ни о чем… Как ты думаешь, когда мы наконец приедем? Мне уже порядком надоело! – и Tина с улыбкой подтянула юбку вниз.
— Мне тоже. — Кристина вздохнула и закатила глаза, — зачем мы потащились на эту чертову экскурсию вместо того чтобы загорать на пляже?
— Ну, будем надеяться, что это того стоит. – пожала плечами Тина, глядя в окно.
Еще несколько переполненных автобусов двигалось в том же направлении.

«О, похоже этот городишко будет кишеть туристами»-подумала она.
Впервые она присмотрелась к своим спутникам. Все они читали брошюры и путеводители и оживленно обсуждали прочитанное, но к сожалению среди них почти не было американцев. Слышалась немецкая или испанская речь. Подружкам и в голову не пришло забеспокоиться. Правда, вчера после обеда, матери снабдили их подобными брошюрами и почему то очень настаивали, чтобы девочки перед поездкой, их обязательно прочитали, но они вместо этого побежали на танцы. Когда они, чуть живые от усталости, уже заполночь, вернулись в свой номер, их поймала маман Кристины и стала допытываться, прочитали ли они то, что она им дала? Девчонкам ничего не оставалось как соврать, что все внимательнейшим образом изучили.
— Слушай, а куда мы засунули эти брошюры, что всучила нам твоя мамочка? – поинтересовалась теперь Тина.
— Черт его знает. Наверное валяются где-нибудь за тумбочкой. – беспечно отмахнулась Кристинка.
— А ты хоть заглядывала в них?.
— Нет! Ну что там может быть нового? Наверняка такая же фигня, что и у нас в Калифорнии. Помнишь, нас в прошлом году таскали туда?
— Да, жалкое подобие ковбоев и ряженные индейцы. И почему старикам так нравится вся эта чушь? — Кристина тяжело вздохнула.

Похоже день был окончательно испорчен, и вместо купания в теплом море они получат несколько томительных часов осматривая декорации для вестерна на сорокаградусной жаре и в пыли.

Неожиданно к девушкам подошел их гид и протянул розовые листки, на которых все было написано на испанском. Эти бланки напоминали те, что девочки заполняли в аэропорту, и они быстро сообразили в какие графы надо вставить свои паспортные данные. Всюду этот дебильный бюрократизм. Но осталось еще несколько квадратиков в которых надо было поставить галочки. Подружки задумались.

— Вы внимательно прочитали те брошюры, что мы вам вчера дали? – Спросила мамочка Тины неожиданно возникнув за спинами подруг. Те автоматически закивали головами.
— Конечно, от корки до корки! Уверила Тина, и обе захихикали.

Они очень не хотели, чтобы их матери устроили скандал, узнав, что дочери так и не прочли эти несчастные книжечки.
Девчонки так и не смогли разобрать , что написано в последних графах анкеты и решили подсмотреть, как ее заполняют другие. Наклонившись к соседнему ряду, Тина увидела в каких клетках ставит галочки, по совету своей матери ее соседка, испанская девушка. Тогда они с Кристиной отметили эти же клетки.
— Вы уверены, что Вы сделали все правильно? — Спросила их мама Кристины, когда экскурсовод начал собирать заполненные бланки — Вы хотите чтобы я проверила их?
— Нет нет, все — отлично! — Заверила ее Кристина, не желая чтобы мамочка увидела что они сделали что-то не так. Наверняка это были какие-нибудь инструкции как вести себя в этом чертовом городке, чтобы не трогать руками и не тырить блестящие железяки или что-то вроде этого. Очередная чушь.

Подружки сдали бланки помощнице гида, которая, взглянув на них, улыбнулась и протянула маме Кристины для подписи.
— Девочки, вы уверены, что внимательно прочитали те брошюры, что я вам дала? – С сомнением еще раз спросила она, просмотрев заполненные бланки.
— Да очень внимательно. — Воскликнули обе, понимая, что признавшись теперь в своем разгильдяйстве, огребут массу неприятностей.
— Ну хорошо, тогда вы намного смелее, чем я о вас думала!

Она подписала анкету Кристины, а мама Тины анкету своей дочери.
— Что она имела в виду? – шепотом спросила Тина у своей подруги.
— Я понятия не имею! Но нам придется быть очень внимательными.

Наконец, они добрался до места. Автобус остановился на запыленной автостоянке среди других машин, уткнувшись радиатором в высокий глухой забор. Всем туристам раздали пропуска, которые надо было вешать на шею. Их родители и Лу получили зеленые карточки, а Тине с Кристиной почему то выдали красные. Посмотрев вокруг они заметили, что примерно треть туристов тоже надели красные прямоугольники, но что удивительно среди ни были только девушки и женщины от шестнадцати до тридцати пяти лет.

— Хорошо, девочки, так как вы решили принять участвовать в шоу, то мы встретимся с вами уже где-нибудь внутри! — Улыбнулся папа Тины и обнял свою дочь.
— Да, мы очень гордимся вами! Удачи вам девчонки! – сказала мама Кристины и тоже обняла свою дочь.
— Пока! До свидания! — подружки радостно замахали руками вслед своим родственникам. Основная группа туристов в сопровождении гида направилась к воротам.
— Отлично, кажется не придется провести весь день в сопровождении предков. – обрадовалась Тина. – Пошли посмотрим сувенирные лавки.
— Да, но какое «шоу» они имели в виду . – с сомнением спросила Кристина, но подружка только легкомысленно пожала плечами.

Тем временем все туристы с зелеными пропусками уже исчезли в городе. Возле ворот собралась группа из шестидесяти или семидесяти девушек и женщин с красными картонками на груди. Вокруг них кольцом стояли ковбои. Подружки увидели, что женщины раздеваются, а часть из них были уже совершенно голыми.
— Они что хотят нарядить нас в индианок или в ковгерлз? – предположила Кристина.
— Хмм, и «примем участие в шоу», как сказал папа — подтвердила Тина.
— Ого! Ты видела это? – воскликнула внезапно Кристина и показала на запряженную лошадью повозку отъезжающую в сторону ворот. Большая деревянная телега с высокими решетчатыми бортами была заполнена абсолютно голыми девочками и женщинами.
— Что . Это и есть то самое шоу? – ахнула Тина.

Девочки хотели немедленно вернуться к автобусу, но позади них уже собралась целая толпа женщин. Большинство из них были испанками и они все весело болтали и смеялись, ожидая своей очереди. Подружкам ничего не оставалось делать как двигаться вперед.

Тина первой подошла к воротам. Ковбой внимательно осмотрел ее и сказал, что-то на испанском, но она ничего не поняла, тогда он махнул ей рукой в сторону группы девушек раздевавшихся в сторонке. Тина подошла к ним и остановилась в ожидании Кристины.
— Похоже мы сдуру подписались на участие в нудистском празднике – предположила Кристина и вздохнув начала расстегивать пуговки на своей блузке.
Тина не двигалась, но раздевшаяся рядом уже до трусиков испанка обратилась к ней на плохом английском.
— Ты подписать бумага и теперь снимать одежда, а то будет очень плохо.
— Наверное ты права! – вздохнула Тина и тоже начала раздеваться.

Через несколько минут, они стояли совершенно голыми, вместе с другими девочками, под палящими лучами солнца. Им приказали бросить одежду в огромные баки рядом с воротами.
— Слушай, а как мы потом найдем свои шмотки? — спросила Кристина, опуская одежду в общую кучу – Я имею в виду, что все здесь страшно перемешается.
— Я не знаю. Но, похоже она нам больше и не понадобиться. — голос Тины дрожал.

Внезапно один из ковбоев приказал девочкам следовать к повозке, точной копии той, что они уже видели десять минут назад. Они залезли в клетку на колесах вместе с еще десятком девочек и женщин. Дверца клетки захлопнулась и повозка медленно покатилась вперед. Подружки оказались прижаты к одной стенке клетки. Их груди высовывались между вертикальными перекладинами. В повозке было так тесно, что не возможно было сесть, и девочки вынуждены были ехать стоя, с интересом рассматривая все, что творилось вокруг. По деревянным мостовым вдоль двухэтажных, старинных домов гуляли туристы с зелеными пропусками. Они оживленно переговаривались, с интересом смотрели по сторонам. Многие улыбались и махали проезжающим в повозке девушкам. Некоторые узницы что то весело кричали в ответ. А клетку тем временем везли по улицам города и Тина решила, что это и есть то самое «шоу» про которое говорил ее отец. Но вскоре ее надежды на счастливое завершение этого эротического приключения развеялись как дым. По вывескам и витринам некоторых магазинов, по плакатам развешанным то там то тут, она поняла, что они находятся в одной из частных Дольчеттовских резерваций. Она слышала о существовании таких зон в некоторых европейских странах, но ни как не ожидала оказаться в одной из них. Так вот почему их мамочки так настойчиво требовали прочитать те проклятые брошюры. Кристина тоже уже обо всем догадалась и подружки пожалели, что не послушались мам и убежали вчера на танцы. А теперь они сами подписали бумагу позволяющие делать с их телами все, что заблагорассудиться устроителям шоу. Похоже у них не осталось шансов покинуть этот городишко живыми. Может быть родители, что-нибудь придумают.

Тина уже не была удивлена, когда повозка проползла мимо старинной виселицы, на которой болтались повешенные за шею три голые девочки со связанными за спиной руками. Похоже их только что вздернули, потому что они еще брыкались и дергались в своих петлях. Длинная очередь нагих девочек и женщин протянулась от виселицы через всю площадь. Они ждали своей очереди на повешение. Зрители заняли все свободные места на площади, с жадностью разглядывая как бедняжки извиваются на виселице, умирая для их развлечения. Повсюду в толпе поблескивали объективы фотоаппаратов и видеокамер.
Телега проехала мимо открытого кафе, где над углями жарилось проткнутое вертелом женское тело. А гостям подавали на блюдах груди и прожаренные влагалища. Аромат пряного мяса заполнял воздух. Удивительно, но многие из заключенных были явно возбуждены увиденным. Они начали громко разговаривать показывая друг дружке на свои части тела.

— Я полагаю, что они обсуждают, у кого из них самые вкусные сиськи и письки – сказала Кристина сглотнув..
Внезапно она почувствовала, что кто то ощупывает ее грудь. Повернувшись она увидела, что стоящая рядом с ней тридцатилетняя испанка с интересом разглядывает ее тело и оживленно болтает со своими соседками, явно обсуждая достоинства Кристины. Взвесив в руке левую грудь она облизнулась и причмокнула губами. Вокруг засмеялись. Еще несколько рук протянулось, чтобы пощупать Кристинины дыньки. У нее действительно были очень крупные груди для девушки ее возраста и при тонкой талии и упругой попке она выглядела очень «аппетитно». Как теперь выяснилось в прямом смысле этого слова.
-Я думаю они спорят как лучше приготовить твои сиськи. – хихикнула Тина.

Посмотрев на своих спутниц, девушка увидела, что они в большинстве своем не отличаются пышными формами и на фоне двух белокожих американок их смуглые худощавые тела явно проигрывали. Тем не менее веселье испанок передалось и подругам они немного расслабились и постарались получить от этого приключения максимум удовольствия.

Тине тоже пришлось дать потрогать свои дыньки. Они были совсем на немного меньше.
— Гм, я думаю они будут иметь восхитительный вкус, поджаренные с луком – перевела ей шутку испанки девочка стоящая сзади. Все снова засмеялись. Потом последовали комментарии относительно бритых кисок американок и их аппетитных задницах. Так весело болтая и обмениваясь шутками девушки ехали по городу.

Вскоре они увидели помост на котором женщинам отрубали головы топором или при помощи гильотины. Дальше стояли кресты с распятыми на них телами и несколько кольев на которых извивались глубоко насаженные девушки. На невысоком холме подростки тренировались в стрельбе из лука по привязанным к столбам голым женщинам.

Подружкам стало совершенно ясно, что в этом месте они предназначены только для развлечений мужчин, а потом как куски нежного мяса.

— ОТКРЫВАЙ, ОТКРЫВАЙ! — закричали сопровождавшие повозку ковбои. Путешествие подошло к концу. Лошади уткнулись мордами в ворота большого загона, за деревянным забором которого несколько сотен голых женщин и девушек ожидали решения своей судьбы.

Их выгрузили из повозки и построив в линию осмотрели. Тех у кого оказались волосы на лобках, отправили на стрижку, а остальным разрешили разойтись. Подружки поздравили себя с тем, что их киски были чисто выбриты, так как обработка проводилась электрическими машинками для стрижки овец, и ковбои обращались с женщинами как с домашней скотиной. Несчастные громко кричали от боли. Рядом, девушек взвешивали на больших весах и данные заносили в бланки.

Вдруг подружек окликнули. С той стороны ограды им радостно махали руками их родственники.
— Привет девчонки! Ну как вы тут?! – поинтересовалась мать Тины.
— Ох мамочка! – только и смогла выдохнуть ее дочка.
— О! Я вижу вы все спланировали заранее, хмм? – улыбнулась мамочка Кристины разглядывая выбритые лобки девочек, — я даже не представляла какие вы у нас отчаянные!
— Я тоже просто поражена и очень горжусь вами девочки! – улыбнулась мама Тины, — правда Лу немного расстроился.
— Не может быть! – Тина не могла поверить, чтобы ее вредный братец проявил заботу о своей сестре.
— Ну, в общем, теперь уже можно рассказать вам, — рассмеялась ее мама – но мы собирались сделать вам сюрприз. Лу должен был продать ваши тела на сегодняшнем аукционе!
— Как. Как вы могли . – Тина была поражена коварством родителей. Они собирались продать свою дочь словно свинью на мясокомбинат. Получается, что если бы они даже не напутали заполняя бланки, то все равно закончили бы сегодняшний день на вертеле.
— Своем невероятно смелым поступком вы застали всех врасплох, — продолжала, не обращая внимание на возмущение дочери, миссис Вилсон – это было очень смело с вашей стороны, девочки!
— А какой способ казни вы выбрали? – с горящими глазами поинтересовалась мама Кристины – мы должны первыми узнать какие фантазии у наших любимых дочек!
— Ну, наверное . топор или гильотина? – неуверенно начала перебирать самые безболезненные способы убийства Кристина.
— Ну что же, это конечно ваше право, — пожала плечами миссис Керриган – но нам было бы гораздо приятней увидеть наших милых девочек танцующими на виселице или зажаренными живьем на вертеле!.
— Мамуля, а ты можешь договориться с охранниками, чтобы Тину все же зажарили на вертеле? – беззастенчиво разглядывая свою голую сестрицу он решил, что ему больше хочется, чтобы ее не повесили, а живую проткнули вертелом через бритую киску и зажарили над углями. При этом он смотрел на нее глазами малолетнего убийцы.
— Гм, я уже ничего не могу сделать, сынок. Ведь твоя сестра вызвалась добровольно, так что теперь она вправе сама выбирать способ казни или положиться на выбор охранников, — О, вас зовут взвешиваться, девочки! Хорошо, что мы успели найти вас!
— Не волнуйтесь, мы ни за что не пропустим вашу казнь и обязательно попробуем жаркое из ваших прелестей, — успокоили подружек их отцы. Мужчины, как и Лу, с интересом рассматривали голых девочек за оградой и, казалось, судьба собственных дочерей их совершенно не заботила.
— Спасибо, я надеюсь тебе понравиться, папочка! – Кристина помахала на прощание рукой родителям и вслед за Тиной встала на соседние весы.

Мужчины в засаленных фартуках взвесили ее, а затем внимательно ощупав все ее тело, заполнили очередной бланк. Девушка поняла, что с ней обращаются не как с живым человеком, а как с куском мяса на бойне. Мясники заполнили все бумаги и под конец, написали что то на белой пластиковой табличке. Потом один из них бесцеремонно ухватил девушку за промежность и оттянув губу влагалища, вставил туда кольцо с табличкой. Все произошло настолько быстро, что Кристина даже не успела почувствовать боли. Только щелкнул аппарат вроде стэплера в руках мужчины, да рядом вскрикнула Тина, над которой проделали такую же операцию. Потирая зудящие письки, девочки отошли к забору и увидели, что к загону приближается повозка с новой партией голых женщин.

Войти

Клуб самоубийц

То эта Аня устраивает меня на работу, то пихает мне в рот ствол и говорит, что устроит мне вечную жизнь. Сказать по правде, довольно долго мы с Аней были хорошими подругами. Кого ни встречу, все тут же спрашивают, не знакома ли я с Аней.

На лице у меня это, что ли, написано? Печать зверя у меня на лбу?

То, как мы с ней познакомились, не имеет особого значения, но, откровенно говоря, это произошло в интернете. Впрочем, кого этим удивишь в начале 21 века? Анюта была мила, образована, ставила запятые между однородными определениями и не портила окончания глаголов неуместными мягкими знаками. Она работала журналисткой в какой-то районной газетёнке и у неё была патологическая страсть к грамотности, свойственная большинству её коллег. Речь Ани была мягкой, она очень плавно произносила согласные, и любила ввернуть в разговор малоизвестную цитату из какой-нибудь известной книги, а это уже было излишеством.

Ей 29 лет и она замужем. Муж ее, Алексей, работает врачом, он весьма приятен в общении, но имеет склонность к унынию и не слишком силён характером. Во время разговора он старательно разглядывает посторонние предметы, а потом смотрит собеседнику прямо в глаза и улыбается, как ребёнок. Он вставляет оборот "что характерно" в совершенно не предназначенные для этого предложения, очевидно, позаимствовав этот приём из фильма "Любовь и голуби".

Он совершенно не ревновал Аню, даже когда мы по несколько вечеров кряду проводили с нею вдвоем. Объективных оснований для ревности у него не было никаких, но для ревности они, как известно, никогда и не требовались.

Если вам запихнули в рот ствол пистолета, согласные в вашей речи редуцируются, как по волшебству. Пожелав позвать на помощь, вы не сможете выразить свою просьбу человеческим языком, нет, вы будете хрюкать и визжать, как животное. Но на помощь звать бесполезно. Да и не то, чтобы особенно хочется.

Аня улыбается. У нее на лице написано нескрываемое вожделение. Она образована и умна. Её веселит очевидный фрейдистский подтекст всей сцены. Мне он тоже очевиден, но веселья от этого я не испытываю.

— Я на всю жизнь запомнила вкус ствола, — говорит она. — И это, кстати, довольно остроумная штука.
Я вопросительно мычу носом. Пока у меня во рту пистолет, я вроде бы даже не человек, а один сплошной инстинкт самосохранения.
— Он отвратительный, — говорит Аня.
Я снова мычу. Животное, неспособное на вербализацию. Я даже начинаю сомневаться. Возможно, Аня уже давно нажала на курок, мои мозги стали частью авангардного дизайна этого помещения, а сама я попала в какой-то мазохистский рай, где последняя секунда перед выстрелом длится вечно.
— Эта гадость — вкус жизни, — продолжает Аня. — Вся жажда жизни у тебя сосредоточивается во рту, вокруг этого мерзкого металлического вкуса. Ты хочешь, чтобы он ушёл. Но когда он уйдет, ты не будешь хотеть уже ничего.
Аня хитрит. Ей нравится произносить пафосные и несколько вымученные речи главных злодеев из коммерческих боевиков про секретного агента британской разведки. Ей прекрасно известно, как это всё звучит. Из-за этого она веселится ещё больше. Ей нравится делать словесный коктейль из Квентина Тарантино и Альберта Брокколи.

За день до того мы сидели с ней в кофешопе на Невском. Из окна открывался вид на Казанский собор, небо из последних сил сопротивлялось сумеркам. Я пила латте маленькими глотками и с ненавистью косилась на табличку с надписью "не курить". Мы с Аней разговаривали о смерти.

Вообще довольно сложно не скатиться в пошлость, рассуждая о подобных материях. Ане, однако же, удавалось ловко маневрировать между банальностями, ни разу их не задев. Тогда-то она и рассказала мне о клубе самоубийц. Сперва я только посмеялась.

— Он что, правда существует? — спросила я.
— Ага, — ответила она.
— Какой бред.

Но затем она пустилась в описания и мне стало интересно. Разумеется, он не имел ничего общего с клубом, который описан у Стивенсона, скорее уж с бойцовским. Туда приходили люди, которые хотели покончить с собой, но умирать в их планы никак не входило.

И они убивали себя. Раз за разом. Иногда по несколько раз за вечер. Аня, когда мы вышли из кофешопа, рассказала, как однажды она повесилась пять раз подряд. Чем больше я слушала, тем четче понимала, что участники этого клуба — не просто искатели острых ощущений. Они подводили под свои действия настоящий философский базис, увы, банальный, как третий закон Ньютона, пытались возвести суицид в ранг метафизического эксперимента, но в сущности, и это было очевидно, являлись высокообразованными танатофилами. Слово "высокообразованные" только усложняло всю картину.

Анюта что-то рассказывала о том, что преодолением инстинкта самосохранения она убивает в себе животное. Тем не менее, болтаясь в петле, она задыхалась в приступе мазохистского сладострастия. Это не я придумала, это я её цитирую.

По мере продвижения рассказа о клубе в его членах вскрывалось все больше мазохизма. Многие из них мечтали, чтобы их заживо приготовили и съели. Они испытывали разрядку, воображая себя на вертеле или на противне в печи, нафаршированными и с яблоком во рту. Страстно желали покрыться хрустящей корочкой. Хотели быть сочным куском мяса. Это было бы смешно, если бы они и правда не лезли в печь, нашпиговав себя начинкой, откуда их доставали буквально в последнюю минуту и долго откачивали.

— Приведи меня туда, — сказала я ей. — Я хочу на это посмотреть.
— Завтра, — отозвалась Аня. — И если узнаю, что ты фотографируешь, убью.

Я почему-то не сомневалась, что это не фигура речи. Человек, который способен убить себя, способен убить кого угодно. Тем более если он регулярно бывает в игрушечном Дахау, который находится под самым носом у добропорядочных граждан.

Аня пошевелила пистолетом. Он неприятно стукался о зубы, и без того испорченные питерским климатом.
— А ты знаешь, ведь можно убить даже ярмарочным пистолетом, — говорила она. — Тем, из которого выскакивает флажок с надписью "Вang!". Вот так же его в рот засунуть и нажать на курок. Штырёк с флажком пробьет тебе нёбо, пройдёт через гайморовы пазухи и воткнётся в мозг. И всё. У тебя в мозгу будет надпись "Bang!". Судмедэксперт в графе "причина смерти" пишет — "самоирония", и дело отправляют в архив.
Аня ласково улыбается и передёргивает затвор.

Фальшивый Бухенвальд, как выяснилось, находится недалеко от Парка Победы, в подвале сталинского дома, если идти от метро наискосок по направлению к Ленинскому проспекту. Грязный пол, все стены в разноцветных брызгах, в деревянных рамочках висят принты с небрежными художествами Долчетта. В дальнем углу стоит эшафот с тремя виселицами, вполне настоящими. Напротив эшафота располагается огромный электрический духовой шкаф. Обстановка настраивает на нужный лад. Помимо воли начинаешь ждать, что вот-вот из-за угла выйдет злой гауптштурмфюрер СС — тоже ненастоящий, с улыбающейся рожицей на фуражке и карнавальным вальтером в кобуре. Анечка что-то рассказывает о каком-то подпространстве, но я слушаю ее вполуха. Подпространством они, как я поняла, называют изменённое состояние сознания, в которое впадает висельник или жертва кулинарии, но в детали вдаваться мне не хочется.

Тут же находится и анин муж. Сам он не вешается и в духовку не лезет, зато очень любит засовывать в нее людей или вышибать опору у них из-под ног. Он штатный палач. Он же штатный реаниматор, он вытаскивает людей из петли и достаёт из печи. Они собираются по вечерам каждую пятницу, всегда в разном составе, но Лёша присутствует неизменно.

— У вас тут кто-нибудь уже умер? — спрашиваю я у Ани.
— Нет. Пока нет, — отвечает она. Она сопротивляется, но на её лице все равно появляется тень вожделения. Я понимаю. Она мечтает, что когда-нибудь Лёша не станет вытаскивать ее из петли.

Аня проникновенно смотрит мне в глаза.
— Пути господни неисповедимы, — говорит она. Аня даже не догадывается, что комментирует мои мысли. Она знает, что говорит претенциозные банальности. Пошлость — это неотъемлемый атрибут её вселенной, разухабистая глупость, раздутая до масштабов позитивистской концепции. Я закрываю глаза.
— Думаю, ты убедишься в этом прямо сейчас.
Она спускает курок.

До того дня я никогда не видела, как фаршируют человека. На огромном столе лежит совершенно голая женщина. Я не знаю, как её зовут, никогда этого не узнаю, и вряд ли даже захочу узнать. Ей чуть за тридцать, она невысокая и слегка полная. Вокруг нее снуёт Лёша. Он управляется с продуктами, как профессиональный шеф. Женщина лежит, широко разведя ноги, а Леша ее фарширует какой-то буроватой овощной смесью. И я даже знать не хочу, что потом с нею происходит. Лёша все суетится, задает женщине какие-то вопросы о температуре, времени, нужно ли просто смазать ее кожу яйцом, или она хочет быть в сухарях. Женщина что-то отвечает. Нет, не надо сухарей.

Аня тем временем тоже раздевается донага. Какую бы философию ни подводили они под свои забавы, они все равно густо вымазаны сексом. Кроме меня в подвале есть еще несколько человек, которые ничем таким заниматься не собираются, а пришли посмотреть. Аня, раздевшись, забирается на эшафот, присаживается, свесив с него ноги, и ждет, пока Леша закончит с другой дамой.

— Сегодня народу немного, — говорит мне Аня. — Обычно тут пять-шесть человек.
— А зрителей много?
— Хватает.

Леша, наконец, сажает даму на противень и вдвигает его в печь. Закрывает дверцу. Внутри сто с лишним градусов. Через пять минут, не больше, ее должны вытащить, но она будет сопротивляться и кричать, что хочет зажариться, стать румяной свинкой на столе у собравшихся. Но это будет через пять минут. За это время Лёша успеет повесить свою жену. Он подходит к эшафоту, нежными, заботливыми движениями надевает ей на шею петлю, затягивает ее потуже. Потом спускается, держа в руках другой конец веревки, посылает Ане воздушный поцелуй и бьет ногой по какой-то педали, которая открывает люк на помосте. Аня тут же проваливается в него, ее глаза закатываются. Леша крепко держит свой конец верёвки, чтобы у его жены не сломались шейные позвонки.

Спустя пару минут он плавно отпускает веревку и анины ноги, подкосившись, касаются пола. Тем временем Лёша успевает добежать до духовки и вытащить из неё даму, которая мечтает быть съеденной. Обе женщины лежат, почти не двигаясь. Алексей оказывает им первую помощь. Зрители смотрят на эту сцену в немом изумлении.

Через несколько часов Аня, уже придя в себя, делится со всеми своими впечатлениями от посещения подпространства. Я до сих пор не могу понять, галлюцинаторный это бред или она действительно что-то такое видела. Агонизирующие нейроны способны на многое. Наверное, даже показать изнанку реальности. Но я всегда предпочитала более мирные способы.

Потом она подошла ко мне и спросила:
— Ну как?
— Я в шоке, — честно призналась я.
— Попробовать не захотела?
— Неа, — замотала я головой. — Хотя это интересно.
— Ничего-ничего, — Аня любезно улыбнулась. — Думаю, кое-что сделать можно.
Неуловимым движением она вытащила из-за спины пистолет — он, видимо, был заткнут за пояс ее джинсов — и запихнула ствол мне в рот.
— Это больше философия, — сказала она. — Но тоже неплохо.
Я замерла. Холодный металл с гадким вкусом занял во рту все место. Паршивое ощущение. Дело, конечно, не во вкусе, а в том, что эта гадость — единственное доказательство того, что я еще жива. Если это, конечно, не ригор мортис скручивает мои угасающие нейроны. Господи, подумала я. Какая фантастическая пошлость. Какая фантастическая пошлость занимает мой разум в последние секунды его существования.

Позже вечером я возвращаюсь домой и падаю на кровать замертво, не раздеваясь. Мне снятся маятники и колодцы.

Пистолет, конечно, не заряжен. Из него вытащили штырёк с флажком "Bang!".